Белая горячка - Страница 32

К оглавлению

32

В это время по широкому ковру лестницы, уставленной деревьями, тянулась блестящая свадебная процессия… Впереди бежали шаферы в раззолоченных мундирах; за ними шел маленький паж, двоюродный брат княжны, с образом в руках… За ним она, прекрасная как всегда, вся в белом, вся в цветах померанца, с длинным блондовым вуалем на голове, который живописно спускался назад; с блестящим шифром на левом плече… За нею шла бабушка с усиками, нарумяненная, с шевелящимися губами… А там вся эта великолепная и раздушенная толпа девиц и дам… Рябинин стоял в стороне на последних ступенях лестницы. Когда княжна проходила мимо его, он приподнял свои длинные руки, поклонился ей и сказал:

"Княжна, сегодня вы ослепительны!" И княжна приветливо улыбнулась на это восторженное поэтическое приветствие.

Поезд двинулся…

В одно утро, несколько дней спустя после свадьбы дочери, князь разговаривал с

Рябининым в своем кабинете.

- Надобно, - говорил князь, - чтобы рисунки, которые приложатся к нашим путевым запискам, были превосходны, а для этого требуется художник в полном смысле слова.

- Об этом не беспокойтесь, князь, - я друг со всеми лучшими нашими художниками; я сыщу вам человека. Он будет понадежнее этого Средневского.

- Но скажите, - спросил князь, подходя к Рябинину, - отчего же у него вдруг сделалась белая горячка?

- Позволите ли вы мне говорить с вами откровенно, просто, без чинов?

- Пожалуйста, я прошу вас.

- В нем эта горячка таилась давно… Он, сумасброд, вздумал влюбиться - шутка ли? в дочь вашу!

- В мою дочь? - Князь вытаращил глаза от удивления.

- Именно в нее!

Минуты через две, придя в себя, князь произнес:

- Если это и так, мне все-таки жаль его!

- Да, жаль; жаль как человека, но не жаль как художника. Если бы он был умен и слушался моих советов, правда, он пошел бы в гору, но до самой вершины, где облака, он никогда бы не дошел. Вначале я ободрял его сильно, давал ему ход, кричал о нем, как о великой надежде… У меня метода, князь, только что увижу искру таланта в человеке, я начну холить и лелеять этого человека и раздувать в нем эту божию искру. Не удалось мне возжечь в груди его пламя, - не моя вина. Я не люблю немцев, вы это знаете, а немец Гофман сказал верно, "что живое, внешнее побуждение многие принимают за истинное призвание к искусству". Наш живописец был из числа этих многих…


This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
20.06.2008
32