Белая горячка - Страница 31

К оглавлению

Княжна полураскрыла глаза и, не отнимая головы от подушки, в полусне невнятно спросила у нее:

- Что тебе надобно? который час?

- Еще очень рано, сударыня, - отвечала горничная, - но я беспокою вас, потому что у нас в доме случилось несчастие…

- Какое несчастие?

Княжна отняла от подушки свою голову…

- Сегодня ночью г. Средневский, живописец… Княжна совсем открыла глаза…

- Что такое? что с ним?

- Он застрелился, сударыня.

Княжна, дрожа всем телом, вскочила с постели, схватила горничную за руку и посмотрела ей пристально в лицо.

- Ты с ума сошла? застрелился? Кто тебе сказал это?

- Мне, ваше сиятельство, сказал человек Григорий, который ходил за ним, - отвечала горничная, немного смешавшись. - Еще об этом не знают, сударыня. Еще все спят в доме, кроме этого человека.

- Точно ли ты уверена, Маша? Поди, беги скорей, скажи, чтобы он не делал покуда никакой тревоги в доме…

Горничная произнесла "слушаю", повернулась и хотела бежать, но княжна остановила ее.

- Маша, могу ли я так пройти в его комнаты, чтобы никто не мог меня видеть, никто не знал, что я была там? Слышишь ли, никто?..

- Я сию секунду узнаю об этом, княжна.

- Беги же, беги, Маша, скорей, ради бога, скорей!.. Когда горничная выбежала, княжна оперлась рукою о стол; глаза ее остановились; казалось, она замерла, холодная, как мрамор.

Минут через десять горничная вернулась…

- Ваше сиятельство, все готово: я взяла ключ от горниц живописца и крепко- накрепко заказала Григорью молчать об этом несчастии (она вздохнула); только вам надобно идти, сударыня, по черной лестнице и пройти темным коридором внизу…

Княжна ожила.

- Все равно; пожалуй, я надену твое платье, чтобы меня не узнали…

- Нет-с, этого не нужно, помилуйте-с; вас никто не увидит, я провожу вас.

- Ты проводи меня только до дверей его комнат и подожди в коридоре… Да слышишь ли, Маша, чтоб об этом никто не знал!..

- Ах, помилуйте, сударыня! да за кого же вы меня принимаете?..

Княжна кой-как надела свой пеньюар, кой-как пригладила свои волосы, накинула на голову старую шаль и сказала горничной: "Я готова, я иду за тобою…" Голос и губы ее дрожали.

По узкой лестнице спустились они вниз, прошли длинный и темный коридор… В конце его горничная остановилась у двери…

- Ключ! - прошептала княжна.

Она едва могла вложить его в замочную скважину, - так руки ее дрожали; дверь отперлась; горничная осталась у двери…

Страшно было посмотреть на княжну в эту минуту. Едва дыша, полумертвая, с посинелыми губами, она прошла мастерскую и остановилась в его кабинете у бюро…

Схватив связку ключей, лежавших на этом бюро, она отворила ящик, - в ящике ничего не было; она отворила другой - и в другом ничего; вдруг схватила она с жадностью связку почтовых листков, мелко исписанных, на которых лежал засохший букет цветов. И букет, и бумажки она спрятала к себе на грудь и повернулась, чтобы выйти… Он лежал перед нею на кушетке. Она застонала, схватила себя за грудь, но сила воли спасла ее, победила боль и изнеможение - и она, шатаясь, вышла в коридор.

Возвратясь в свою спальню, она сказала горничной едва слышно:

- Разведи огонь в камине, в той комнате… Мне холодно. Огонь был разведен.

- Теперь ты не нужна мне; я позвоню…

- Как же мне выйти? вам дурно, сударыня.

- Нет, ничего, поди.

Княжна бросилась на пате, против камина, потом приподнялась, обвела головой вокруг, вынула письма и засохшие цветы и начала их рассматривать.

- Да, это мои письма… - прошептала она, - это мой букет… Неужели так любят?

Княжна привстала еще раз, посмотрела на эти письма и на этот букет и бросила их в огонь. Пламя в минуту охватило их; она вздрогнула, закричала, закрыла лицо руками и упала без чувств…

Около полудня началась тревога в доме князя. Князь был сильно поражен самоубийством живописца. Такое необычайное происшествие привело его в ужасное расстройство. В волнении, в беспокойстве ходил он по комнате, а старушка с усиками ворчала:

- Моя правда, князь! Разве я не твердила вам, что вы принимаете к себе бог знает каких людей и откуда? не по-моему вышло, что ли? Слыхано ли, нанести такое оскорбление благородному дому за хлеб-соль и ласку!.. Неблагодарный мальчишка! И я всегда видела в его лице что-то неестественное, дикое…

Безбожник какой! застрелиться! Видишь ли что вздумал!.. Да хоть бы где-нибудь в поле, а то в княжеском доме, покорно прошу!

Рябинин, сидя в своей комнате с нахмуренным челом, поднимал глаза в потолок и твердил: "Странно!.."

Один Ваня, сын дворецкого, плакал горько и неутешно, узнав о смерти своего рисовального учителя…

Между тем полиция и доктора хлопотали внизу. Осмотрев труп и рану, доктора решили, что живописец лишил себя жизни в припадке белой горячки (delirium).

Через неделю после этой тревоги, часу в девятом вечера, несколько экипажей стояло близ ярко освещенного подъезда княжеского дома. Двери подъезда были отворены, в дверях стоял изукрашенный швейцар с огромною булавою. На тротуаре у ворот и около решетки толпились в каком-то ожидании различные женщины в шляпках и без шляпок и с платками на голове. Около них, при таком удобном случае, увивались господа с усиками и в венгерках… Карета, запряженная превосходными серыми рысаками, двинулась к подъезду… "Вот невеста поедет в этой карете", - говорили женщины, стоявшие на тротуаре. "Ах, как бы ее увидать! Вот, я думаю, нарядная-то!" - "Позвольте, сударыня, я приподниму вас, когда она поедет, чтобы вы ее могли обозреть", - сказал один франт в венгерке, расправляя свои усики и обратясь к той, которая была помиловиднее прочих. "Не просят вас беспокоиться…"